Неточные совпадения
Кто б ни был ты, о мой
читатель,
Друг, недруг, я хочу с тобой
Расстаться нынче как приятель.
Прости. Чего бы ты за мной
Здесь ни искал в строфах небрежных,
Воспоминаний ли мятежных,
Отдохновенья ль от трудов,
Живых картин, иль острых слов,
Иль грамматических ошибок,
Дай Бог, чтоб в этой книжке ты
Для развлеченья, для мечты,
Для
сердца, для журнальных сшибок
Хотя крупицу мог найти.
За сим расстанемся, прости!
Она ушла. Стоит Евгений,
Как будто громом поражен.
В какую бурю ощущений
Теперь он
сердцем погружен!
Но шпор незапный звон раздался,
И муж Татьянин показался,
И здесь героя моего,
В минуту, злую для него,
Читатель, мы теперь оставим,
Надолго… навсегда. За ним
Довольно мы путем одним
Бродили по свету. Поздравим
Друг друга с берегом. Ура!
Давно б (не правда ли?) пора!
Но я хотел бы перенести эти желания и надежды в
сердца моих
читателей — и — если представится им случай идти (помните: «идти», а не «ехать») на корабле в отдаленные страны — предложить совет: ловить этот случай, не слушая никаких преждевременных страхов и сомнений.
Попросил бы только
читателя не спешить еще слишком смеяться над чистым
сердцем моего юноши.
Однако же, как мы с проницательным
читателем привязаны друг к другу. Он раз обругал меня, я два раза выгнал его в шею, а все-таки мы с ним не можем не обмениваться нашими задушевными словами; тайное влечение
сердец, что вы прикажете делать!
Однако ж я должен сознаться, что этот возглас пролил успокоительный бальзам на мое крутогорское
сердце; я тотчас же смекнул, что это нашего поля ягода. Если и вам, милейший мой
читатель, придется быть в таких же обстоятельствах, то знайте, что пьет человек водку, — значит, не ревизор, а хороший человек. По той причине, что ревизор, как человек злущий, в самом себе порох и водку содержит.
Известно ли
читателю, как поступает хозяйственный мужик, чтоб обеспечить сытость для себя и своего семейства? О! это целая наука. Тут и хитрость змия, и изворотливость дипломата, и тщательное знакомство с окружающею средою, ее обычаями и преданиями, и, наконец, глубокое знание человеческого
сердца.
Под их давлением впадает в беспамятство читатель-простец и с болью в
сердце стушевывается читатель-друг.
Я не знаю, как отнесется
читатель к написанному выше, но что касается до меня, то при одной мысли о «мелочах жизни»
сердце мое болит невыносимо.
Откуда явился ненавистник-читатель и какие условия породили его? Вышел ли он с
сердцем, исполненным праха, из утробы матери, или же его создала таким жизнь?
Это он схитрил, что так слишком уж упрашивал о забвении своих бывших
читателей; quant á moi, [что касается меня (фр.).] я не так самолюбив и более всего надеюсь на молодость вашего неискушенного
сердца: где вам долго помнить бесполезного старика?
Ответ на это более ясный
читатель найдет впоследствии, а теперь достаточно сказать, что Сусанна Николаевна продолжала любить мужа, но то была любовь пассивная, основанная на уважении к уму и благородству Егора Егорыча, любовь, поддерживаемая доселе полным согласием во всевозможных взглядах; чувство же к Углакову выражало порыв молодого
сердца, стремление к жизненной поэзии, искание таинственного счастия, словом, чувство чисто активное и более реальное.
Пусть
читатель положит руку на
сердце и вспомнит, какое множество поступков в его собственной жизни не имело решительно другой причины.
Если «нет», если
читатели не признают здесь ничего знакомого, родного их
сердцу, близкого к их насущным потребностям, тогда, конечно, наш труд потерян.
О, если бы вы знали,
читатель, как мило мне вспомнить в это немилое время о прекрасном человеке, которого так недавно скрыла могила в бедной части петербургского кладбища, скрыла его навсегда, вместе с его оригинальными выходками и его забавными тайнами и слабостями его до последней минуты увлекавшегося
сердца, — вы, наверно, простили бы мне, что я говорю о нем так неспокойно.
Мы объяснились с нашими
читателями с открытым
сердцем; надеемся, что они с таковым же отнесутся и к нам.
В заключение автор от всего
сердца желает
читателю разумения сих строк.
Сверх того,
сердце…
читателю уже известно, что
сердце Юлии не было свободно и принадлежало жестокому, но все-таки интересному Бахтиарову.
Ему предстояло рассказать ей все, что говорила тетка; но герою моему, как уже, может быть, успел заметить
читатель, всегда было трудно говорить о том, что лежало у него на
сердце.
Если бы это было в то время, когда умы наши и
сердца заражены были французским народом, то не осмелился бы я
читателя моего попотчевать с этого блюда, потому что оно приготовлено очень солоно и для нежного вкуса благородных невежд горьковато.
В нашей выписке из статьи г. Головачева нет выражения: выкуп личности; а разве она от того менее возмутительна для всякого
читателя, не слишком близко принимающего к
сердцу помещичьи интересы?
«Опять за мелочи!.. И, верно, опять, с какой-нибудь злостной целью!» — воскликнет солидный
читатель, увидав заглавие нашей статьи, — и с
сердцем перекинет несколько страниц, чтобы, добраться до чего-нибудь более грандиозного…
Никто не удивится, если скажу, что граф был для графини — только мужем, то есть: человеком иногда сносным, иногда нужным, иногда скучным до крайности; но если примолвлю, что графиня, будучи прелестною и милою, до приезда в деревню умела сохранить тишину
сердца своего, и не случайно (ибо случай бывает нередко попечительным дядькою невинности), но по системе и рассудку, то самый легковерный
читатель улыбнется…
Хотя тайная хроника говорит мне на ухо, что сей дружеский союз наших дворян заключен был в день Леонова рождения, которое отец всегда праздновал с великим усердием и с отменною роскошью (так, что посылал в город даже за свежими лимонами); хотя
читатель догадается, что в такой веселый день, особливо к вечеру, хозяин и гости не могли быть в обыкновенном расположении ума и
сердца; хотя
Теперь
читатель должен знать, что сей молодой человек, сей Эраст был довольно богатый дворянин, с изрядным разумом и добрым
сердцем, добрым от природы, но слабым и ветреным.
Читатель! Я знаю, что «Вы, очи, очи голубые» — не Пушкин, а песня, а может быть, и романс, но тогда я этого не знала и сейчас внутри себя, где всё — ещё всё, этого не знаю, потому что «разрывая
сердце мое» и «сердечная тоска», молодая бесовка и девица-душа, дорога и дорога, разлука и разлука, любовь и любовь — одно. Все это называется Россия и мое младенчество, и если вы меня взрежете, вы, кроме бесов, мчащихся тучами, и туч, мчащихся бесами, обнаружите во мне еще и те голубых два глаза. Вошли в состав.
Он в эту минуту даже как-то более уважал его, и известный телесный недостаток Васи, о котором до сих пор еще не знает
читатель (Вася был немного кривобок), вызывавший всегда глубоко любящее чувство сострадания в добром
сердце Аркадия Ивановича, теперь еще более способствовал к глубокому умилению, которое особенно питал к нему друг его в эту минуту и которого Вася, уж разумеется, всячески был достоин.
Сердце у меня сжимается. Я тоже зайцем еду. Я всегда езжу зайцем. На железных дорогах зайцами называются гг. пассажиры, затрудняющие разменом денег не кассиров, а кондукторов. Хорошо,
читатель, ездить зайцем! Зайцам полагается, по нигде еще не напечатанному тарифу, 75 % уступки, им не нужно толпиться около кассы, вынимать ежеминутно из кармана билет, с ними кондуктора вежливее и…всё что хотите, одним словом!
Литература тщательно оплевывала в прошлом все светлое и сильное, но оплевывала наивно, сама того не замечая, воображая, что поддерживает какие-то «заветы»; прежнее чистое знамя в ее руках давно уже обратилось в грязную тряпку, а она с гордостью несла эту опозоренную ею святыню и звала к ней
читателя; с мертвым
сердцем, без огня и без веры, говорила она что-то, чему никто не верил…
Под впечатлением этих образов и написал он письмо отцу, и только чуткое женское
сердце матери отгадало настроение сына за сотни верст, и Фанни Михайловна, как, конечно, не забыл
читатель, воскликнула...
Доволен буду, если решу задачу, предложенную мне
сердцем, и вместе доставлю моим
читателям приятное провождение времени.
Там он обменялся своим
сердцем с одной из сенных девушек молодой княжны — полногрудой белокурой и голубоокой Машей, той самой, если помнит
читатель, которая, в день приезда князя Никиты к брату с невеселыми вестями из Александровской слободы, подшучивала над Танюшей, что она «не прочь бы от кокошника», и получила от цыганки достодолжный отпор.
Да простит мне дорогой
читатель это маленькое отступление, вырвавшееся прямо из
сердца.
Занятая своим горем молодая женщина — и в этом едва ли можно винить ее — забыла о своей подруге, тем более, что, как помнит, вероятно,
читатель, объяснила ее исчезновение возникшим в
сердце молодой девушки чувством к графу, что отчасти подтверждал и смысл оставленного письма.